Aivery писал(а):
бывает, что беду не выбирают )
а вот понимание приходит не ко всем.
Достаточно такой мысли в голове зародиться, а потом ты ее начинаешь считать правильной или нет.
Я сочла ее правильной.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с
которого фельдшер споласкивал что-то. Князь Андрей не мог разобрать в
отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон,
мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел
вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного,
окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую
палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день
это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то
самое тело, та самая chair à canon, [100] вид которой еще тогда,
как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя
Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что
делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно,
казак -- по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в
очках что-то резал в его коричневой, мускулистой спине.
-- Ух, ух, ух!.. -- как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху
свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться,
дергаться и визжат ь пронзительно-звенящим, протяжным визгом. На другом
столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный
человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы
показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров
навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога
быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек
этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча -- один был бледен и
дрожал -- что-то делали над другой, красной ногой этого человека.
Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках,
обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и
поспешно отвернулся.
-- Раздеть! Что стоите? -- крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер
торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него
платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом
он сделал знак кому-то. И мучительная боль внутри живота заставила князя
Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были
вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою.
Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча
поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно
не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в
особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку,
когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он
чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, -- представлялись его
воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю
Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
-- Покажите мне... Ооооо! о! ооооо! -- слышался его прерываемый
рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь
Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что
жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских
воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно
перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми,
почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
-- О! Ооооо! -- зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед
раненым, загораживая его лицо, отошел.
-- Боже мой! Что это? Зачем он здесь? -- сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что
отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и
предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими,
распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. "Да, это он; да, этот человек
чем-то близко и тяжело связан со мною, -- думал князь Андрей, не понимая еще
ясно того, что было перед ним. -- В чем состоит связь этого человека с моим
детством, с моею жизнью? -- спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг
новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного,
представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в
первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими руками с готовым на
восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее
и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту
связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы,
наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил
все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его
счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными
слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
"Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас,
любовь к врагам -- да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой
меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было
жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже
поздно. Я знаю это!" (с)
Поскольку ты весь роман не осилил, напоминаю, что Болконский с Курагиным собирался из-за-Наташи драться на дуэли.
Вот такие были проблемки. И что это по сравнению с болью.
